История
Депортация корейцев из Дальнего Востока России в Среднюю Азию
Переломное событие в истории советских корейцев – депортация 1937 года из Дальнего Востока России в Среднюю Азию. Эта политическая мера властей повлекла за собой смену социокультурных ареалов жизни корейской диаспоры.
Руководство страны в условиях политической ситуации, сложившейся на Дальнем Востоке, решило провести принудительное выселение корейцев из ДВК вглубь страны. Решение о депортации было оформлено постановлением № 1428-326сс СНК ССР и ЦК ВКП(б) «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края» в целях «пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край» от 21 августа 1937 года.
Дальневосточные корейцы были первыми из народов Советского Союза, испытавшими на себе массовую депортацию, после них последовали десятки других – немцы, курды, крымские татары, поляки, чеченцы и т.д. Корейцы были депортированы преимущественно в Казахстан и Узбекистан, однако отдельные группы переселенцев попали и в европейскую часть России, например, в Астраханскую область. Так, документально зафиксирован факт передачи для размещения астраханским предприятиям Госрыбтреста 520 корейских семей в количестве 2871 человека, которые учитывались как поселенные в Казахстан.
Депортации предшествовали две статьи в газете «Правда» от 16 и 23 апреля 1937 г. о японском шпионаже на советском Дальнем Востоке. В них подчеркивалось, что японские шпионы орудуют в Корее, Китае, Маньчжурии и Советском Союзе и, что для шпионажа используются китайцы и корейцы, маскирующиеся под местных жителей.
В советской исторической литературе, в условиях, когда документы о депортации корейцев были засекречены, в качестве причины депортации называлась потребность в освоении необжитых земель Средней Азии и Казахстана и ареала возделывания риса на этих территориях. Среди современных взглядов можно выделить позицию Н.Ф.Бугая, указывающего на превентивный характер депортации. Г.В.Кан считает, что «советские корейцы стали заложниками дальневосточной политики СССР в целом». Существовало мнение, что причиной депортации стало пространственное размещение корейского населения в Дальневосточном крае к 1937 г.
Депортация, как политическая мера, была частью общего политического курса советского руководства в те годы. Поэтому причины депортации невозможно рассматривать в отрыве от самой политики Сталина. С.М.Хан и В.С.Хан предлагают рассматривать феномен сталинизма системно и в различных его аспектах, будь то политика, идеология или психология.
Изучение личности Сталина раскрывает сущность его жестких методов. Чтобы оправдать массовый характер репрессий, нужно было находить все новых и новых «врагов», «вредителей», «неблагонадежных» (как в случае с корейцами), «находящихся на подозрении», т.е. очередные подтверждения правильности сталинской политики тотального террора.
Сталинская концепция борьбы с внешними и внутренними врагами усиливалась политической обстановкой, сложившейся в тот период у границ СССР. В Европе набирала силу гитлеровская Германия, на Дальнем Востоке все активнее проявлялась милитаристская политика Японии. В условиях усложнявшейся обстановки депортация могла являться элементом военной или, вернее, предвоенной тактики. В обстановке возможного нападения как со стороны Германии, так и со стороны Японии, нужно было максимально обезопаситься, прежде всего, в приграничных районах. Корейцы могли стать «неблагонадежными» в глазах властей по следующим причинам:
1. после аннексии 1910 г. Корея была объявлена частью Японии, а корейцы полуострова являлись подданными Японской империи. Возможно, поэтому корейцы на советском Дальнем Востоке подпадали под подозрение в шпионаже или других антисоветских действиях в пользу Японии;
2. на территории ДВК имелись плотные и густонаселенные этнические районы корейцев, находившиеся преимущественно в приграничных с Кореей районах. Это не могло не вызывать беспокойства у советских властей.
Что касается первого пункта, то здесь встает вопрос о том, насколько оправданными были предположения советских властей о пособничестве корейцев ДВК японцам. Во-первых, подобные подозрения могли иметь место в виду антропологической схожести корейцев и японцев и трудной их идентификации со стороны русского населения. Даже, несмотря на то, что сами корейцы в большинстве своем относились к японцам отрицательно, это вряд ли могло гарантировать, что среди корейцев в ДВК действительно не укрывались и не вели свою работу японские шпионы. Во-вторых, советским властям попросту было некогда разбираться и высчитывать вероятность отдельных случаев шпионажа среди корейцев, проще было обвинить их превентивно, и наперед обезопасить себя от шпионажа фактического.
Что касается компактного расселения корейцев у границы с Кореей, оккупированной на тот момент Японией, в этом вопросе опасения за приграничные территории имеют свою логику. В рамках прогноза, руководство страны в качестве возможного варианта могло предполагать, что Посьетский район, с удельным весом корейцев 90 %, мог стать надежным плацдармом для захвата японцами всего советского Дальнего Востока.
Суть рассматриваемого вопроса кроется в самом феномене недоверия властей корейцам, который проявлялся и раньше. С момента появления в России корейцы с определенной периодичностью вызывали подозрения. И неважно, была ли это советская власть или царизм. Еще в 1911-1916 годы предпринимались попытки выселить корейцев из дальневосточных районов России вглубь страны, которые окончились безрезультатно.
В конечном итоге, предвоенная ситуация во второй половине 1930-х годов в очередной раз обострила старый вопрос в отношении благонадежности корейцев. В этом контексте депортация корейцев была фактически предопределена. В определенный момент нагнетающая угроза нападения со стороны Японии определила приоритеты в предвоенной стратегии ликвидации угроз на советском Дальнем Востоке.
Если рассматривать депортацию советских корейцев именно с точки зрения предвоенной политики, то перед нами встает вопрос о том, насколько гуманно она была осуществлена. Были выделены те моменты, на которые в этой связи обращается внимание ученых:
В большинстве своем корейцы ни морально, ни физически не были готовы к переселению. Судя по секретным спецсообщениям НКВД, некоторые корейцы разочаровывались в советской власти, а также проявляли злость в отношении русского населения в целом. Но гораздо больше их беспокоила судьба оставленного ими имущества. Также они испытывали страх перед неизвестностью того, что ждет их в Средней Азии.
При рассмотрении вопроса о депортации не менее важным для нас представляется вопрос о демографических изменениях. Известно, что в течение ограниченного времени было переселено около 170 тыс. человек. Разные ученые приводят разные данные по поводу людских потерь среди переселенцев. Бэ Ын Гиенг приводит цифру в 22261 чел. В своих подсчетах он опирается на данные переписей населения. Примерно те же цифры, приводит Г.Н.Ким – 23277 челове. Он опирается на данные переписей 1939 и 1959 гг.
Первые эшелоны из Дальневосточного края стали прибывать в Казахстан в конце сентября 1937 г., а в Узбекистан чуть позднее. Общее количество корейцев в годы депортации заметно сократилось, но вследствие внутренней миграции переселенцев из Казахстана в Узбекистан, в нашей республике происходило увеличение количества корейского населения.
После депортации изменился и характер расселения корейцев. Если на Дальнем Востоке России существовали изолированные и этноконтактные этнические зоны, то в Средней Азии даже в компактных этнических ареалах происходило активное взаимовлияние культур диаспоры и иноэтнического окружения. Это значит, что изолированные зоны на местах расселения уже отсутствовали. Таким образом, корейская диаспора была полностью включена в структуру межэтнических отношений, что объективно способствовало ускорению процесса изменения этнокультурных маркеров.
Для сохранения существующих этнических характеристик необходимо сохранение устойчивости этнической среды, чему способствовало расселение корейцев в сельской местности, создание колхозов с плотным проживанием в них корейского населения. По данным на 15 ноября 1938 г., в Узбекистане было устроено 74206 корейских переселенцев. В колхозах были устроены 10946 хозяйств, большая часть в Ташкентской области – 6557 хозяйств.
Небольшая часть корейцев заселилась в города, где были востребованы рабочие специальности. Например, в Ташкенте, Самарканде, Фергане, Намангане, Андижане, Коканде, Бухаре и др. расселили 2500 корейских семей.
Большинство же корейцев были расселены в сельской местности, часто в степных, камышовых или богарных землях. Это могло быть обусловлено следующими факторами:
Характер географического расселения предопределил важные направления экономической адаптации: во-первых, изменение методов хозяйствования, частичное переориентирование на выращивание местных культур; во-вторых, профессиональное переориентирование большинства переселенцев на специальности, связанные с работой на земле.
Руководство страны в условиях политической ситуации, сложившейся на Дальнем Востоке, решило провести принудительное выселение корейцев из ДВК вглубь страны. Решение о депортации было оформлено постановлением № 1428-326сс СНК ССР и ЦК ВКП(б) «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края» в целях «пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край» от 21 августа 1937 года.
Дальневосточные корейцы были первыми из народов Советского Союза, испытавшими на себе массовую депортацию, после них последовали десятки других – немцы, курды, крымские татары, поляки, чеченцы и т.д. Корейцы были депортированы преимущественно в Казахстан и Узбекистан, однако отдельные группы переселенцев попали и в европейскую часть России, например, в Астраханскую область. Так, документально зафиксирован факт передачи для размещения астраханским предприятиям Госрыбтреста 520 корейских семей в количестве 2871 человека, которые учитывались как поселенные в Казахстан.
Депортации предшествовали две статьи в газете «Правда» от 16 и 23 апреля 1937 г. о японском шпионаже на советском Дальнем Востоке. В них подчеркивалось, что японские шпионы орудуют в Корее, Китае, Маньчжурии и Советском Союзе и, что для шпионажа используются китайцы и корейцы, маскирующиеся под местных жителей.
В советской исторической литературе, в условиях, когда документы о депортации корейцев были засекречены, в качестве причины депортации называлась потребность в освоении необжитых земель Средней Азии и Казахстана и ареала возделывания риса на этих территориях. Среди современных взглядов можно выделить позицию Н.Ф.Бугая, указывающего на превентивный характер депортации. Г.В.Кан считает, что «советские корейцы стали заложниками дальневосточной политики СССР в целом». Существовало мнение, что причиной депортации стало пространственное размещение корейского населения в Дальневосточном крае к 1937 г.
Депортация, как политическая мера, была частью общего политического курса советского руководства в те годы. Поэтому причины депортации невозможно рассматривать в отрыве от самой политики Сталина. С.М.Хан и В.С.Хан предлагают рассматривать феномен сталинизма системно и в различных его аспектах, будь то политика, идеология или психология.
Изучение личности Сталина раскрывает сущность его жестких методов. Чтобы оправдать массовый характер репрессий, нужно было находить все новых и новых «врагов», «вредителей», «неблагонадежных» (как в случае с корейцами), «находящихся на подозрении», т.е. очередные подтверждения правильности сталинской политики тотального террора.
Сталинская концепция борьбы с внешними и внутренними врагами усиливалась политической обстановкой, сложившейся в тот период у границ СССР. В Европе набирала силу гитлеровская Германия, на Дальнем Востоке все активнее проявлялась милитаристская политика Японии. В условиях усложнявшейся обстановки депортация могла являться элементом военной или, вернее, предвоенной тактики. В обстановке возможного нападения как со стороны Германии, так и со стороны Японии, нужно было максимально обезопаситься, прежде всего, в приграничных районах. Корейцы могли стать «неблагонадежными» в глазах властей по следующим причинам:
1. после аннексии 1910 г. Корея была объявлена частью Японии, а корейцы полуострова являлись подданными Японской империи. Возможно, поэтому корейцы на советском Дальнем Востоке подпадали под подозрение в шпионаже или других антисоветских действиях в пользу Японии;
2. на территории ДВК имелись плотные и густонаселенные этнические районы корейцев, находившиеся преимущественно в приграничных с Кореей районах. Это не могло не вызывать беспокойства у советских властей.
Что касается первого пункта, то здесь встает вопрос о том, насколько оправданными были предположения советских властей о пособничестве корейцев ДВК японцам. Во-первых, подобные подозрения могли иметь место в виду антропологической схожести корейцев и японцев и трудной их идентификации со стороны русского населения. Даже, несмотря на то, что сами корейцы в большинстве своем относились к японцам отрицательно, это вряд ли могло гарантировать, что среди корейцев в ДВК действительно не укрывались и не вели свою работу японские шпионы. Во-вторых, советским властям попросту было некогда разбираться и высчитывать вероятность отдельных случаев шпионажа среди корейцев, проще было обвинить их превентивно, и наперед обезопасить себя от шпионажа фактического.
Что касается компактного расселения корейцев у границы с Кореей, оккупированной на тот момент Японией, в этом вопросе опасения за приграничные территории имеют свою логику. В рамках прогноза, руководство страны в качестве возможного варианта могло предполагать, что Посьетский район, с удельным весом корейцев 90 %, мог стать надежным плацдармом для захвата японцами всего советского Дальнего Востока.
Суть рассматриваемого вопроса кроется в самом феномене недоверия властей корейцам, который проявлялся и раньше. С момента появления в России корейцы с определенной периодичностью вызывали подозрения. И неважно, была ли это советская власть или царизм. Еще в 1911-1916 годы предпринимались попытки выселить корейцев из дальневосточных районов России вглубь страны, которые окончились безрезультатно.
В конечном итоге, предвоенная ситуация во второй половине 1930-х годов в очередной раз обострила старый вопрос в отношении благонадежности корейцев. В этом контексте депортация корейцев была фактически предопределена. В определенный момент нагнетающая угроза нападения со стороны Японии определила приоритеты в предвоенной стратегии ликвидации угроз на советском Дальнем Востоке.
Если рассматривать депортацию советских корейцев именно с точки зрения предвоенной политики, то перед нами встает вопрос о том, насколько гуманно она была осуществлена. Были выделены те моменты, на которые в этой связи обращается внимание ученых:
- депортация была осуществлена за относительно короткий срок, что повлекло за собой массу ошибок и недочетов, таких, как плохое медицинское обслуживание, нехватка жилья;
- условия, в которых перевозились корейцы. В частности, акцент делается на том, что переселение осуществлялось в железнодорожных товарных вагонах, предназначенных для перевозки скота, наспех переоборудованных для людей;
- общая неподготовленность Казахстана и Узбекистана к приему столь большого количества переселенцев.
В большинстве своем корейцы ни морально, ни физически не были готовы к переселению. Судя по секретным спецсообщениям НКВД, некоторые корейцы разочаровывались в советской власти, а также проявляли злость в отношении русского населения в целом. Но гораздо больше их беспокоила судьба оставленного ими имущества. Также они испытывали страх перед неизвестностью того, что ждет их в Средней Азии.
При рассмотрении вопроса о депортации не менее важным для нас представляется вопрос о демографических изменениях. Известно, что в течение ограниченного времени было переселено около 170 тыс. человек. Разные ученые приводят разные данные по поводу людских потерь среди переселенцев. Бэ Ын Гиенг приводит цифру в 22261 чел. В своих подсчетах он опирается на данные переписей населения. Примерно те же цифры, приводит Г.Н.Ким – 23277 челове. Он опирается на данные переписей 1939 и 1959 гг.
Первые эшелоны из Дальневосточного края стали прибывать в Казахстан в конце сентября 1937 г., а в Узбекистан чуть позднее. Общее количество корейцев в годы депортации заметно сократилось, но вследствие внутренней миграции переселенцев из Казахстана в Узбекистан, в нашей республике происходило увеличение количества корейского населения.
После депортации изменился и характер расселения корейцев. Если на Дальнем Востоке России существовали изолированные и этноконтактные этнические зоны, то в Средней Азии даже в компактных этнических ареалах происходило активное взаимовлияние культур диаспоры и иноэтнического окружения. Это значит, что изолированные зоны на местах расселения уже отсутствовали. Таким образом, корейская диаспора была полностью включена в структуру межэтнических отношений, что объективно способствовало ускорению процесса изменения этнокультурных маркеров.
Для сохранения существующих этнических характеристик необходимо сохранение устойчивости этнической среды, чему способствовало расселение корейцев в сельской местности, создание колхозов с плотным проживанием в них корейского населения. По данным на 15 ноября 1938 г., в Узбекистане было устроено 74206 корейских переселенцев. В колхозах были устроены 10946 хозяйств, большая часть в Ташкентской области – 6557 хозяйств.
Небольшая часть корейцев заселилась в города, где были востребованы рабочие специальности. Например, в Ташкенте, Самарканде, Фергане, Намангане, Андижане, Коканде, Бухаре и др. расселили 2500 корейских семей.
Большинство же корейцев были расселены в сельской местности, часто в степных, камышовых или богарных землях. Это могло быть обусловлено следующими факторами:
- во-первых, большинство корейцев были крестьянами. Следовательно, целесообразнее было расселить их именно в сельской местности, где для них была бы более привычная сфера деятельности;
- во-вторых, расселение корейцев в города было невозможным по причине отсутствия там необходимого количества жилплощади;
- в-третьих, расселение в городах рассеяло бы корейских переселенцев в полиэтнической городской среде, а это было недопустимо ввиду необходимости над ними контроля;
- в-четвертых, существовала необходимость освоения новых земель для сельского хозяйства. Данная работа успешно могла быть проведена корейцами, зарекомендовавшими себя на Дальнем Востоке хорошими земледельцами.
Характер географического расселения предопределил важные направления экономической адаптации: во-первых, изменение методов хозяйствования, частичное переориентирование на выращивание местных культур; во-вторых, профессиональное переориентирование большинства переселенцев на специальности, связанные с работой на земле.
Корейские переселенцы осваивают земли Средней Азии
Применение новых методов хозяйствования было обусловлено тем, что прежние приемы выращивания сельскохозяйственных культур иногда оказывались не столь эффективными. Поэтому процесс адаптации в резко изменившихся условиях хозяйствования привел к применению корейцами новых для них форм обработки земли. В свое время корейцы принесли на русский Дальний Восток свою традиционную культуру и способы обработки земли.
Основной отраслью корейского земледелия было рисоводство. Сохранив специфику земельного хозяйствования, корейцы перенесли метод грядкового земледелия в Среднюю Азию, в частности в Узбекистан. Но если в Приморье природно-географические условия были близки к условиям земледелия в Корее, то в Средней Азии переселенцам приходилось бороться с погодными условиями жары, а также осваивать непригодные для земледелия площади. Это накладывало свои трудности на становление в Узбекистане сельхозкультур корейских переселенцев.
Выживание в новых природно-климатических условиях обусловило применение ими местных методов земельного хозяйствования, а именно – метода поливного земледелия. Вместе с тем, корейцы стали осваивать новые для них сельскохозяйственные культуры, прежде всего хлопчатник. На примере корейского колхоза «Полярная звезда» видно, что за короткое время корейцы сумели не только освоить новую культуру, но и достичь в ее урожайности значительных успехов в первые же годы.
Так, в 1941 году в порядке производственного опыта, поскольку колхозники не были знакомы с этой культурой было посеяно 10,0 га хлопчатника. Тщательная обработка земель и уход за хлопчатником обеспечили получение высокого урожая хлопка – по 38,7 ц/га, в то время, как средняя урожайность хлопчатника в целом по колхозам Средне-Чирчикского района Ташкентской области составила в этом году 21,8 ц/га. В последующие годы урожайность хлопка на полях «Полярной звезды» увеличивалась.
Основной отраслью корейского земледелия было рисоводство. Сохранив специфику земельного хозяйствования, корейцы перенесли метод грядкового земледелия в Среднюю Азию, в частности в Узбекистан. Но если в Приморье природно-географические условия были близки к условиям земледелия в Корее, то в Средней Азии переселенцам приходилось бороться с погодными условиями жары, а также осваивать непригодные для земледелия площади. Это накладывало свои трудности на становление в Узбекистане сельхозкультур корейских переселенцев.
Выживание в новых природно-климатических условиях обусловило применение ими местных методов земельного хозяйствования, а именно – метода поливного земледелия. Вместе с тем, корейцы стали осваивать новые для них сельскохозяйственные культуры, прежде всего хлопчатник. На примере корейского колхоза «Полярная звезда» видно, что за короткое время корейцы сумели не только освоить новую культуру, но и достичь в ее урожайности значительных успехов в первые же годы.
Так, в 1941 году в порядке производственного опыта, поскольку колхозники не были знакомы с этой культурой было посеяно 10,0 га хлопчатника. Тщательная обработка земель и уход за хлопчатником обеспечили получение высокого урожая хлопка – по 38,7 ц/га, в то время, как средняя урожайность хлопчатника в целом по колхозам Средне-Чирчикского района Ташкентской области составила в этом году 21,8 ц/га. В последующие годы урожайность хлопка на полях «Полярной звезды» увеличивалась.
Колхозники колхоза "Полярная звезда" у доски показателей. 1951 г.
В достижении успехов выращивания хлопка и других важных для республики сельхоз культур, прослеживается социально-психологическая мотивация корейцев показать всей стране и руководству, каких результатов они могут достигать. При этом для них было важно, чтобы их труд был заметен и полезен всей стране. Для этого необходимо было решать задачи, стоявшие на повестке дня. Участие корейцев в освоении богарных земель, повышении урожайности хлопчатника и других культур явилось их важным вкладом в осуществление государственного плана. Индикатором того, что итоги их работы были замечены властью, стало награждение их государственными наградами.
Всего в 1948-1954 годах свыше 130 корейцев Узбекистана были удостоены высокого звания Героя Социалистического Труда, тысячи награждены орденами и медалями. Председатель колхоза «Полярная звезда» Ким Пен Хва был награжден Золотой звездой Героя дважды.
После переселения в Среднюю Азию произошла и профессиональная переквалификация определенной части корейских переселенцев. Помимо изменения природно-географической среды профессиональной переориентации корейцев способствовали и власти.
Так, П.Г.Ким приводит факт, когда переселенных в Караганду корейцев отправили на работу в угольные шахты, хотя весь эшелон состоял в основном из сельских жителей. Другой причиной могло быть и то, что «первые авансы в виде зерна в марте 1938 г. выдавались только колхозникам». Это могло мотивировать переселенцев к работе именно в сельском хозяйстве.
Статус спецпереселенцев препятствовал возможности устроиться на промышленных предприятиях. Так, в одном из заявлений переселенец писал: «…пришел на завод Кр. Восточный, где на этот раз вообще отказались принимать корейцев. Думал я, что переполнен штат металлистов, но нет. Принимались в слесаря другие – русские рабочие… Был в других заводах: Сельмаш, завод «Ильича», Текстилькомбинат и везде когда просмотрят документы и спрашивают «вы какой национальности?». Отвечаю: кореец! Тогда начинают колебаться или отказываются принять».
Но существовали и объективные причины, такие как отсутствие в республике необходимого количества рабочих мест по определенным специальностям. Особенно трудно было трудоустроить рабочих и служащих (5800 хозяйств). По этой причине к середине 1938 г. более 90 процентов корейских переселенцев перешли на сельскохозяйственную работу. Лишь очень небольшая часть устроилась на работу в кустарную промкооперацию, в учреждения и на промышленные предприятия.
Большую проблему в трудоустройстве по рабочим специальностям создавал языковой барьер. На территории ДВК, корейцы могли обходиться знанием только корейского языка, особенно в местах компактного проживания. В условиях города или на промышленных предприятиях Узбекистана и Казахстана квалифицированный работник без знания русского языка вряд ли мог рассчитывать на соответствующую должность по специальности.
Стоит отметить, что даже в период депортации наблюдалась полная лояльность корейцев к политической власти .Такая лояльность была характерна для корейцев и на Дальнем Востоке. До депортации корейцы там пользовались широкими правами во всех сферах общественной жизни. Вплоть до переселения «в Приморье продолжали работать (помимо корейских национальных школ) педагогическое училище, педагогический институт, корейский драматический театр, продолжали выходить словари и учебники корейского языка, газеты, журналы, произведения корейских писателей.
Поэтому и решение о срочном переселении многие корейцы приняли неоднозначно. Исходя из воспоминаний ветерана войны и труда Тян Хак Пома, на собрании жителей в городе Хабаровске незадолго до переселения, 20 сентября 1937 г., «выступавшие высказывались против постановления (о переселении), говорили, что оно принято вопреки ленинскому принципу национальной политики, что это ущемляет интересы и права нации».
Корейцы испытывали понятное чувство обиды за то недоверие, которое к ним испытывала власть. В свою очередь, недоверие вкупе с общественным осуждением и стереотипом «врагов народа» порождает ответную психологическую реакцию, которая выражается в определенном комплексе неполноценности.
Депортированные корейцы вследствие сильной идеологической политики и отсутствия достоверной информации, рассматривали переселение как недоразумение. Фигура вождя народов по-прежнему продолжала оставаться эталоном высшей справедливости. Переживший депортацию Ма Ген Тхя вспоминал: «…мы, несмотря на последовавшие вскоре репрессии, унизительное переселение и не менее унизительные ограничения после переселения, не винили Сталина. Винили его подручных, винили местные власти. Мол, они довели до вождя неверную информацию о корейцах».
Сталинская власть была ярким примером политики вождизма. Вождь советского народа в сознании корейцев был отделен от неправомерной политической деятельности отделов НКВД и других органов власти на местах. Таким образом, недовольство корейцев не выходило за рамки их собственного понимания ситуации.
Изменение территории проживания означало изменение этнокультурной среды, которое характеризовалось сменой полиэтнического окружения. Если на Дальнем Востоке преобладало русское население, то в Средней Азии по численному составу преобладали местные национальности. Если до депортации основное влияние на корейцев оказывала русская культура, то после переселения на территорию Средней Азии, большое влияние на корейцев стала оказывать местная культура.
На взаимоотношение с представителями местных национальностей естественным образом оказывало влияние территориальное расселение корейцев в Средней Азии. Корейские переселенцы расселялись в Казахстане и Узбекистане довольно компактно. Наиболее значительные по плотности населения этнические поселения корейцев сформировались в Ташкентской области, где были образованы несколько корейских колхозов, такие как «Политотдел», «Полярная звезда», «Северный маяк», «им.Димитрова», «им.Свердлова». Менее крупные этнические центры корейцев были образованы в Каракалпакстане, в Хорезмской и Самаркандской областях.
Переселенческая политика руководства республики способствовала углублению взаимодействия корейцев с местным населением. Корейских переселенцев расселяли либо в созданные новые колхозы, либо проводили доприселение в существовавшие колхозы. Так, по данным на 15 ноября 1938 г., всего на территории Узбекской ССР было создано 48 корейских колхозов (5301 хозяйств). 5145 хозяйств были доприселены в 211 колхозов и совхозов республики.
В смешанных по национальному составу колхозах корейцы имели возможность для тесных контактов с местным населением. Социальная адаптация в местной среде происходила в целом успешно. Этому способствовали такие факторы, как близость культур корейцев и узбеков, схожесть внутрисемейных отношений, типов семьи, отношение к старшим.
Другим важным фактором сближения культур узбеков и корейцев был труд. Работая бок о бок с местным населением на полях, корейцы снискали себе заслуженное уважение, что стало важным элементом их социальной адаптации. Активный труд на земле сблизил корейцев с узбекскими колхозниками. Трудолюбие корейцев, отмеченное еще на Дальнем Востоке России, позволило переселенцам войти в новое социальное окружение.
Еще одним важным фактором сближения с местным населением были определенные качества характера корейцев. В экстремальных условиях переселения многие из них вынуждены были полагаться только на себя. Индивидуальная адаптация обусловила развитие в них качеств, которые были необходимы для выживания. В частности, им приходилось быть жестче в решении поставленных задач. Особенно важным становилось такое качество, как принципиальность. Это качество, развитое в годы переселения, повышало имидж корейцев.
В целом, при адаптации к условиям Узбекистана роль узбекского населения была ключевой. Вот что вспоминал сын Хван Ман Гыма (сын известного руководителя колхоза "Политотдел") - Станислав Хван:
«…Узбеки – это очень хорошие люди, очень добрые, гостеприимные. Вот когда мой отец с дедушкой сюда приехал (во время депортации), он был очень молодой, их поселили в одну узбекскую многодетную семью, и вот настал вечер. Ну что у дедушки, у отца, как с вагона сняли, в товарке же перевозили, кушать нет ничего. И вот настал вечер, ужин, та семья собралась кушать, детей много, всего на столе там две-три лепешки. Своим детям не хватает. Этот узбек взял одну лепешку и занес отцу с дедушкой. Отец это все время вспоминал. Говорит, это своих детей ему надо кормить, а он взял да нам занес лепешку. И им со стариком потом было тяжело кушать эту лепешку, потому что там дети голодные же. Это не каждый может сделать. Он всегда был благодарен узбекам. Это, говорит, хорошие люди. Об этом он часто нам говорил».
Подытоживая, хочется отметить значение депортации в трансформации этнокультурной идентичности корё сарам. За короткое время их культура подверглась коренным изменениям. Отдаление корейцев от исторической родины, административные меры, принятые в отношении переселенцев, не могли не сказаться на их этнокультурном сознании. Объективные факторы смены этнокультурного ареала способствовали тому, что корейцам пришлось активизировать свои мобилизационные ресурсы для адаптации в новой среде.
Если на Дальнем Востоке корейцы, преимущественно, жили изолировано от местного населения в компактных моноэтнических районах, то после переселения в Среднюю Азию меняется сама структура межнациональных отношений корейцев с представителями других этносов. Говоря о последствиях географического перемещения, необходимо отметить отдаление советских корейцев от Кореи на тысячи километров, что повлекло за собой разрушение культурной связи с исторической родиной.
С этого момента наступил определенный перелом в историческом развитии советских корейцев, которое отныне стало проходить в совершенно ином культурно-географическом пространстве.
Список использованной литературы.
1. Белая книга о депортации корейского населения России в 30-40-х годах / Сост. Ли У Хе, Ким Ен Ун. – М.: Интерпракс, 1992. Кн. 1. – С. 64.
2. Бугай Н.Ф. Трагические события не должны повториться. К вопросу о положении корейцев в СССР в 30-е годы / Актуальные проблемы российского востоковедения. – М.: Дипломатическая академия МИД РФ, 1994. – С.112-130.
3. Бэ Ын Гиенг. Демографическая характеристика корейского населения Дальнего Востока (20-30-е годы) / 1937 год. Российские корейцы: Приморье – Центральная Азия – Сталинград (Депортация): Материалы научной конференции «60 лет депортации корейцев России с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию». Август-сентябрь 1997. – М., 2004. – С.190-198.
4. Бэ Ын Гиёнг. Участие корейцев в развитии экономики Дальневосточного региона (20-30-е годы ХХ в.) / 1937 год. Российские корейцы: Приморье – Центральная Азия – Сталинград (Депортация): Материалы научной конференции «60 лет депортации корейцев России с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию». Август-сентябрь 1997. – М., 2004. – С. 153-166.
5. Кан Г.В. История корейцев Казахстана. – Алматы: Гылым, 1995. – 208 с.
6. Ким Б.И. Ветры наших судеб: Советские корейцы. История и современность. – Ташкент: Ўзбекистон, 1991. – 183 с.
7. Ким Б.И Корейцы Узбекистана: кто есть кто (справочное издание). – Ташкент: АККЦ, 1999. – 171 с.
8. Ким В.Д. Корейцы Узбекистана в истории Дальнего Востока и на современном этапе // Проблемы корееведения в Центральной Азии. – Ташкент, 2007. – № 1. – С. 13-22.
9. Ким Г.Н. Депортация корейцев в Казахстан // http://world.lib.ru/k/kim_o_i/tyk5rtf.shtml
10. Ким Г.Н. Депортация и ликвидация национальных учебных заведений // http://world.lib.ru/ k/kim_o_i/ch4rtf.shtml
11. Ким Г.Н. История иммиграции корейцев. Вторая половина XIX в. – 1945 г. – Алматы: Дайк-Пресс, 1999. Кн. 1. – 424 с.
12. Ким П.Г. Корейцы Республики Узбекистан: история и современность. – Ташкент: Ўзбекистон, 1993. – 176 с.
13. Ким П.Г. О корейской диаспоре Узбекистана // Известия корееведения Казахстана. – Алматы, 1999. – № 6. – С. 46-56.
14. Кириченко А.А. О первом выселении корейцев / 1937 год. Российские корейцы: Приморье – Центральная Азия – Сталинград (Депортация): Материалы научной конференции «60 лет депортации корейцев России с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию». Август-сентябрь 1997. – М., 2004. – С. 215-238.
15. Тен М.Д. Биографический метод в устной истории. Воспоминания о Хван Ман Гыме // Устная история в Узбекистане: теория и практика: сборник статей. – Ташкент, 2011. – Вып. I. – С. 245-256
16. Хан С.М., Хан В.С. Сталинизм: к вопросу о причинах политики депортаций // Известия о корееведении в Казахстане и Средней Азии. – Алматы-Хельсинки, 1993. – № 4. – С. 7-14.
17. ЦГА РУз, ф. Р-837, оп. 27, д. 39, л. 19.
18. ЦГА РУз, ф. 314, оп. 7, д. 18.
19. ЦГА РУз, ф. Р-837, оп. 32, д. 532, л. 7-9.
20. Экономика передового колхоза «Полярная Звезда» / Под ред. Н.Е.Омелина. – Ташкент: Издательство АН УзССР, 1954. – 197 с.
Всего в 1948-1954 годах свыше 130 корейцев Узбекистана были удостоены высокого звания Героя Социалистического Труда, тысячи награждены орденами и медалями. Председатель колхоза «Полярная звезда» Ким Пен Хва был награжден Золотой звездой Героя дважды.
После переселения в Среднюю Азию произошла и профессиональная переквалификация определенной части корейских переселенцев. Помимо изменения природно-географической среды профессиональной переориентации корейцев способствовали и власти.
Так, П.Г.Ким приводит факт, когда переселенных в Караганду корейцев отправили на работу в угольные шахты, хотя весь эшелон состоял в основном из сельских жителей. Другой причиной могло быть и то, что «первые авансы в виде зерна в марте 1938 г. выдавались только колхозникам». Это могло мотивировать переселенцев к работе именно в сельском хозяйстве.
Статус спецпереселенцев препятствовал возможности устроиться на промышленных предприятиях. Так, в одном из заявлений переселенец писал: «…пришел на завод Кр. Восточный, где на этот раз вообще отказались принимать корейцев. Думал я, что переполнен штат металлистов, но нет. Принимались в слесаря другие – русские рабочие… Был в других заводах: Сельмаш, завод «Ильича», Текстилькомбинат и везде когда просмотрят документы и спрашивают «вы какой национальности?». Отвечаю: кореец! Тогда начинают колебаться или отказываются принять».
Но существовали и объективные причины, такие как отсутствие в республике необходимого количества рабочих мест по определенным специальностям. Особенно трудно было трудоустроить рабочих и служащих (5800 хозяйств). По этой причине к середине 1938 г. более 90 процентов корейских переселенцев перешли на сельскохозяйственную работу. Лишь очень небольшая часть устроилась на работу в кустарную промкооперацию, в учреждения и на промышленные предприятия.
Большую проблему в трудоустройстве по рабочим специальностям создавал языковой барьер. На территории ДВК, корейцы могли обходиться знанием только корейского языка, особенно в местах компактного проживания. В условиях города или на промышленных предприятиях Узбекистана и Казахстана квалифицированный работник без знания русского языка вряд ли мог рассчитывать на соответствующую должность по специальности.
Стоит отметить, что даже в период депортации наблюдалась полная лояльность корейцев к политической власти .Такая лояльность была характерна для корейцев и на Дальнем Востоке. До депортации корейцы там пользовались широкими правами во всех сферах общественной жизни. Вплоть до переселения «в Приморье продолжали работать (помимо корейских национальных школ) педагогическое училище, педагогический институт, корейский драматический театр, продолжали выходить словари и учебники корейского языка, газеты, журналы, произведения корейских писателей.
Поэтому и решение о срочном переселении многие корейцы приняли неоднозначно. Исходя из воспоминаний ветерана войны и труда Тян Хак Пома, на собрании жителей в городе Хабаровске незадолго до переселения, 20 сентября 1937 г., «выступавшие высказывались против постановления (о переселении), говорили, что оно принято вопреки ленинскому принципу национальной политики, что это ущемляет интересы и права нации».
Корейцы испытывали понятное чувство обиды за то недоверие, которое к ним испытывала власть. В свою очередь, недоверие вкупе с общественным осуждением и стереотипом «врагов народа» порождает ответную психологическую реакцию, которая выражается в определенном комплексе неполноценности.
Депортированные корейцы вследствие сильной идеологической политики и отсутствия достоверной информации, рассматривали переселение как недоразумение. Фигура вождя народов по-прежнему продолжала оставаться эталоном высшей справедливости. Переживший депортацию Ма Ген Тхя вспоминал: «…мы, несмотря на последовавшие вскоре репрессии, унизительное переселение и не менее унизительные ограничения после переселения, не винили Сталина. Винили его подручных, винили местные власти. Мол, они довели до вождя неверную информацию о корейцах».
Сталинская власть была ярким примером политики вождизма. Вождь советского народа в сознании корейцев был отделен от неправомерной политической деятельности отделов НКВД и других органов власти на местах. Таким образом, недовольство корейцев не выходило за рамки их собственного понимания ситуации.
Изменение территории проживания означало изменение этнокультурной среды, которое характеризовалось сменой полиэтнического окружения. Если на Дальнем Востоке преобладало русское население, то в Средней Азии по численному составу преобладали местные национальности. Если до депортации основное влияние на корейцев оказывала русская культура, то после переселения на территорию Средней Азии, большое влияние на корейцев стала оказывать местная культура.
На взаимоотношение с представителями местных национальностей естественным образом оказывало влияние территориальное расселение корейцев в Средней Азии. Корейские переселенцы расселялись в Казахстане и Узбекистане довольно компактно. Наиболее значительные по плотности населения этнические поселения корейцев сформировались в Ташкентской области, где были образованы несколько корейских колхозов, такие как «Политотдел», «Полярная звезда», «Северный маяк», «им.Димитрова», «им.Свердлова». Менее крупные этнические центры корейцев были образованы в Каракалпакстане, в Хорезмской и Самаркандской областях.
Переселенческая политика руководства республики способствовала углублению взаимодействия корейцев с местным населением. Корейских переселенцев расселяли либо в созданные новые колхозы, либо проводили доприселение в существовавшие колхозы. Так, по данным на 15 ноября 1938 г., всего на территории Узбекской ССР было создано 48 корейских колхозов (5301 хозяйств). 5145 хозяйств были доприселены в 211 колхозов и совхозов республики.
В смешанных по национальному составу колхозах корейцы имели возможность для тесных контактов с местным населением. Социальная адаптация в местной среде происходила в целом успешно. Этому способствовали такие факторы, как близость культур корейцев и узбеков, схожесть внутрисемейных отношений, типов семьи, отношение к старшим.
Другим важным фактором сближения культур узбеков и корейцев был труд. Работая бок о бок с местным населением на полях, корейцы снискали себе заслуженное уважение, что стало важным элементом их социальной адаптации. Активный труд на земле сблизил корейцев с узбекскими колхозниками. Трудолюбие корейцев, отмеченное еще на Дальнем Востоке России, позволило переселенцам войти в новое социальное окружение.
Еще одним важным фактором сближения с местным населением были определенные качества характера корейцев. В экстремальных условиях переселения многие из них вынуждены были полагаться только на себя. Индивидуальная адаптация обусловила развитие в них качеств, которые были необходимы для выживания. В частности, им приходилось быть жестче в решении поставленных задач. Особенно важным становилось такое качество, как принципиальность. Это качество, развитое в годы переселения, повышало имидж корейцев.
В целом, при адаптации к условиям Узбекистана роль узбекского населения была ключевой. Вот что вспоминал сын Хван Ман Гыма (сын известного руководителя колхоза "Политотдел") - Станислав Хван:
«…Узбеки – это очень хорошие люди, очень добрые, гостеприимные. Вот когда мой отец с дедушкой сюда приехал (во время депортации), он был очень молодой, их поселили в одну узбекскую многодетную семью, и вот настал вечер. Ну что у дедушки, у отца, как с вагона сняли, в товарке же перевозили, кушать нет ничего. И вот настал вечер, ужин, та семья собралась кушать, детей много, всего на столе там две-три лепешки. Своим детям не хватает. Этот узбек взял одну лепешку и занес отцу с дедушкой. Отец это все время вспоминал. Говорит, это своих детей ему надо кормить, а он взял да нам занес лепешку. И им со стариком потом было тяжело кушать эту лепешку, потому что там дети голодные же. Это не каждый может сделать. Он всегда был благодарен узбекам. Это, говорит, хорошие люди. Об этом он часто нам говорил».
Подытоживая, хочется отметить значение депортации в трансформации этнокультурной идентичности корё сарам. За короткое время их культура подверглась коренным изменениям. Отдаление корейцев от исторической родины, административные меры, принятые в отношении переселенцев, не могли не сказаться на их этнокультурном сознании. Объективные факторы смены этнокультурного ареала способствовали тому, что корейцам пришлось активизировать свои мобилизационные ресурсы для адаптации в новой среде.
Если на Дальнем Востоке корейцы, преимущественно, жили изолировано от местного населения в компактных моноэтнических районах, то после переселения в Среднюю Азию меняется сама структура межнациональных отношений корейцев с представителями других этносов. Говоря о последствиях географического перемещения, необходимо отметить отдаление советских корейцев от Кореи на тысячи километров, что повлекло за собой разрушение культурной связи с исторической родиной.
С этого момента наступил определенный перелом в историческом развитии советских корейцев, которое отныне стало проходить в совершенно ином культурно-географическом пространстве.
Список использованной литературы.
1. Белая книга о депортации корейского населения России в 30-40-х годах / Сост. Ли У Хе, Ким Ен Ун. – М.: Интерпракс, 1992. Кн. 1. – С. 64.
2. Бугай Н.Ф. Трагические события не должны повториться. К вопросу о положении корейцев в СССР в 30-е годы / Актуальные проблемы российского востоковедения. – М.: Дипломатическая академия МИД РФ, 1994. – С.112-130.
3. Бэ Ын Гиенг. Демографическая характеристика корейского населения Дальнего Востока (20-30-е годы) / 1937 год. Российские корейцы: Приморье – Центральная Азия – Сталинград (Депортация): Материалы научной конференции «60 лет депортации корейцев России с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию». Август-сентябрь 1997. – М., 2004. – С.190-198.
4. Бэ Ын Гиёнг. Участие корейцев в развитии экономики Дальневосточного региона (20-30-е годы ХХ в.) / 1937 год. Российские корейцы: Приморье – Центральная Азия – Сталинград (Депортация): Материалы научной конференции «60 лет депортации корейцев России с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию». Август-сентябрь 1997. – М., 2004. – С. 153-166.
5. Кан Г.В. История корейцев Казахстана. – Алматы: Гылым, 1995. – 208 с.
6. Ким Б.И. Ветры наших судеб: Советские корейцы. История и современность. – Ташкент: Ўзбекистон, 1991. – 183 с.
7. Ким Б.И Корейцы Узбекистана: кто есть кто (справочное издание). – Ташкент: АККЦ, 1999. – 171 с.
8. Ким В.Д. Корейцы Узбекистана в истории Дальнего Востока и на современном этапе // Проблемы корееведения в Центральной Азии. – Ташкент, 2007. – № 1. – С. 13-22.
9. Ким Г.Н. Депортация корейцев в Казахстан // http://world.lib.ru/k/kim_o_i/tyk5rtf.shtml
10. Ким Г.Н. Депортация и ликвидация национальных учебных заведений // http://world.lib.ru/ k/kim_o_i/ch4rtf.shtml
11. Ким Г.Н. История иммиграции корейцев. Вторая половина XIX в. – 1945 г. – Алматы: Дайк-Пресс, 1999. Кн. 1. – 424 с.
12. Ким П.Г. Корейцы Республики Узбекистан: история и современность. – Ташкент: Ўзбекистон, 1993. – 176 с.
13. Ким П.Г. О корейской диаспоре Узбекистана // Известия корееведения Казахстана. – Алматы, 1999. – № 6. – С. 46-56.
14. Кириченко А.А. О первом выселении корейцев / 1937 год. Российские корейцы: Приморье – Центральная Азия – Сталинград (Депортация): Материалы научной конференции «60 лет депортации корейцев России с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию». Август-сентябрь 1997. – М., 2004. – С. 215-238.
15. Тен М.Д. Биографический метод в устной истории. Воспоминания о Хван Ман Гыме // Устная история в Узбекистане: теория и практика: сборник статей. – Ташкент, 2011. – Вып. I. – С. 245-256
16. Хан С.М., Хан В.С. Сталинизм: к вопросу о причинах политики депортаций // Известия о корееведении в Казахстане и Средней Азии. – Алматы-Хельсинки, 1993. – № 4. – С. 7-14.
17. ЦГА РУз, ф. Р-837, оп. 27, д. 39, л. 19.
18. ЦГА РУз, ф. 314, оп. 7, д. 18.
19. ЦГА РУз, ф. Р-837, оп. 32, д. 532, л. 7-9.
20. Экономика передового колхоза «Полярная Звезда» / Под ред. Н.Е.Омелина. – Ташкент: Издательство АН УзССР, 1954. – 197 с.
